Александр Прозоров - Слово шамана [= Змеи крови]

Боярин Адашев вдохнул воздух полной грудью, обернулся. Опять отряд поредел на сотню человек, но держался вместе, не рассыпался. И атаман Черкашенин на месте.

— Куда теперь? — тяжело дыша, поинтересовался он. — Опять в обход?

— Ни к чему уже, — боярин отер саблю о рукав и вернул ее в ножны. — Вечереет. Татары сейчас в погоню за нами пустятся, янычары дорогу перекроют. В тревоге всю ночь будут, и назад вернуться не успеют.

Широким наметом, уже не особенно заботясь о силах лошадей, казачий отряд дошел до лощины за разгромленным кочевьем, где паслись под присмотром трех воинов свежие кони. Переседлав в свете загорающихся звезд скакунов, отряд стремительным галопом помчался прямо на юг, далеко в ночь отрываясь от уставших, и не знающих нужного направления преследователей.

В это самое время мимо Азова, большая часть гарнизона которого ушла уничтожать казачий разбойничий отряд, а усиленные дозоры с тревогой вглядывались в темную степь, тихо скользили вниз по течению низкобортные вместительные ладьи. Сто двадцать суденышек везли к морю почти восемь тысяч человек. Вскоре они подберут с берега небольшой отряд, отвлекавший на себя внимание османских командиров, и поднимут на мачтах белоснежные паруса.

Наступало шестнадцатое июня тысяча пятьсот шестьдесят седьмого года.

Глава 4. БАНДИТЫ

— Возьми его, — указал Кароки-мурза на арбуз, — и отойди на тысячу шагов. Арбуз был, естественно, не свежий, а соленый — откуда в июне возьмутся свежие арбузы? Да и все прочие фрукты на накрытом под ярким летним солнцем дастархане так же были прошлогодними — вяленными, мочеными, сушеными. Изюм, курага, инжир, яблоки, персики — обычные для южной зимы сласти. Сладостей султанский наместник Балык-Кая пока не видел, но рассчитывал побаловаться в своем бейлике с новыми невольницами. Хотя мурза из подвластного рода Алги и находился сейчас где-то в степях, охраняя по его повелению странного русского, присланного Аллахом, но Кара-мурза продолжал кочевать здесь, возле Кара-Сова, и обязан позаботиться, чтобы его повелителя усладили всеми возможными способами.

Покамест Кара-мурза старался на славу. Теплый день: яркое солнце, нежаркий, но приятный воздух, сочная и зеленая, хрустящая под ногами трава — все то, ради чего наместник и решил навестить свои владения, отнести к нему в заслугу было нельзя. Но вот богатый стол: фрукты, миндаль, лещина, халва, пастила, рахат-лукум, копченая барабулька, мидии, краб, холодная шемая, запеченный в виноградных листьях налим, жареный ягненок, кумыс, соленая конина, хлеб и ногайское масло — обо всем этом позаботился именно вассал. Если он так же позаботится и о ночных усладах — можно будет, так и быть, простить ему долги по податям пятилетней давности. Холера все-таки была, мор. Треть рода вымерла — какие там подати?

Кароки-мурза щелкнул пальцами, указывая на накрытый стол, и мальчик в синих атласных шароварах и короткой вышитой курточке с готовностью подал ему ломтик жирной белой шемаи. Наместник прижал ее языком к небу, растер, наслаждаясь нежным вкусом. Другой мальчик тут же с готовностью подал пиалу с кумысом.

А еще Кара-мурза приставил к нему пять невольников — двух совсем юных молдаванских мальчиков, двух старых, но еще способных бегать поляков, и одного усатого черкеса средних лет, годного для тяжелых работ. Сам глава рода уехал в кочевье, не желая навязываться господину и мешать ему в глубоких раздумьях, но в нескольких шагах за спиной терпеливо ожидали приказов десяток его нукеров, готовых в любой момент сложить голову за своего повелителя, либо умчаться с поручением.

Невольник остановился, повернулся лицом к господину и поднял арбуз над головой. Лях явно хитрил — пытался сократить указанное расстояние, и наместник указующе махнул ему рукой:

— Дальше ступай! — А сам стал накручивать наперсток на большой палец правой руки.

Еще примерно полсотни шагов — раб опять остановился и поднял арбуз.

Кароки-мурза с благоговением поднял с ковра лук, сделанный руками самого Сулеймана Кануни Великолепного, наложил стрелу, приподнялся на одно колено. От привычного напряжения куда-то ушла одышка, втянулся живот.

Он зацепил наперстком тугую тетиву, согнул большой палец, прихватив его кончик указательным и безымянным — одним пальцем удержать тетиву не под силу ни одному человеку, потом глубоко вздохнул, выпрямил левую руку и потянул тетиву на себя. От огромного напряжения громко хрустнули суставы между лопаток, которых, вроде бы, и существовать не должно, заныли локти. Уловив мгновения недвижимости воздуха и необходимый угол возвышения, нацелившись острием противопехотного лезвия на зеленый шарик, османский наместник просто расслабил указательный палец — и тетива мгновенно вырвалась из руки, швырнув пехотную стрелу с широким, в ладонь, наконечником вперед.

Арбуз в руках поляка без всяких видимых причин раскололся пополам, и на голову невольника пролился водопад липкого рассола.

За спиной наместника послышался дружный смех — нукеры по достоинству оценили забавное зрелище.

Кароки-мурза отложил лук, задумчиво потер большим пальцем о указательный, глядя на стол, потом ткнул в сторону лукума. Мальчик тут же поднес ему несколько желтых, обсыпанных сладкой пылью ломтиков. Наместник выбрал один, положил в рот, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом.

Потомку воинственных генуэзцев, перешедших на службу сперва Мамаю, а потом и турецкому султану никогда не доводилось испытывать чувства голода, и поэтому мурза видел в еде не средство насыщения, а источник наслаждения. А когда желаешь получать наслаждение, никогда нельзя торопиться. Иначе желудок окажется набитым битком намного раньше, нежели отведаешь все доступные угощения.

— Возьми вот этот, — указал Кароки-мурза подошедшему невольнику на сложенную возле дастархана горку арбузов, — ступай назад, но встань на сто шагов дальше.

Он опять задумался, глядя на накрытый стол. Чем же лучше всего оттенить сладкий вкус рахат-лукума? Пожалуй… Соленой кониной.

Прожевав тонкий ломтик, мурза опять взялся за лук, благо раб успел дойти до указанного места. Он явственно ощутил, как в то время, пока он целился, все вокруг затаили дыхание, отпустил тетиву — и широкий «пехотный» наконечник опять развалил цель ровно пополам.

Да, у него по-прежнему острый глаз и крепкая рука. Вот только нужно ли это теперь хоть кому-нибудь? Станут ли теперь при султанском дворце пить горячий кофе с холодной водой и пускать стрелы на дальность и на точность под придирчивым взглядом повелителя?